Судьба организаторов одного концерта в Красном Селе сто лет назад
Писатель и краевед Сергей Гаврилов до 1987 года был красноселом. Сейчас он живет в Таллине и изучает судьбы русских эмигрантов в Эстонии. Некоторые из них возвращают его в родной город.
Уже давно нет в Красном Селе ни Народного дома, ни театра. И фабрики уже тоже не осталось. Хотелось бы, чтобы сохранилась память об упомянутых людях, пишет Сергей Гаврилов. Добавим: это не просто отдельные люди, это история нашего города, невольно просвечивающая деталями в предоставленной автором статье.
Люди дела
Георгий Васильевич Малков-Панин родился в 1886 году в Петербурге в семье военного инженера. Его матерью была Екатерина Константиновна, урожденная Печаткина, дочь владельца красносельской бумажной фабрики. Георгий Малков-Панин и сам избрал профессию инженера и поступил учиться в технологический институт. Уже во время учебы он стажировался на красносельской фабрике, а по окончании института поступил туда на постоянную работу. В марте 1917 года Георгий Малков-Панин, в духе времени, был не назначен, а избран на должность директора фабрики. Хотя ему довелось быть директором непродолжительное время, в заслугу надо поставить, что ему удалось сохранить фабрику на плаву в условиях войны, революционной дезорганизации, нехватки топлива и транспортных средств. Еще в 1915 году ему пришла в голову спасительная мысль использовать дрова в качестве топлива на фабрике вместо импортного угля. Он писал в воспоминаниях: «С начала зимы... я постоянно находился в разъездах, организовывая лесной отдел. Скупал свободные дрова в районе Балтийской железной дороги, до станции Ямбург включительно» (Ямбург – историческое название Кингисеппа – ред.)
. В этот период у него установились тесные связи с местными лесопромышленниками, в том числе с купцами Ивановыми, которые «владели лесоторговлей» в Красном Селе, и с братьями Голубевыми. Михаил Голубев владел лесоторговлей в Рождествено, близ станции Сиверская; Алексей Голубев - лесопилкой близ станция Вруда. 
В 2001 году были опубликованы воспоминания Георгия Малков-Панина. В них содержатся интересные подробности семейной жизни династии Малков-Паниных на фоне исторических событий конца XIX-начала XX века. К сожалению, Красному Селу автор уделил не так много строк, но все-таки совсем своим вниманием его не обошел. Воспоминания содержат описание цехов на фабрике, фабричного поселка. Упоминаются условия труда, некоторые стороны быта рабочих. Отдельно Г. В. Малков-Панин упоминает красносельский театр и царские смотры войск, расквартированных в Красном Селе. Есть там упоминание о событиях в Красном Селе, состоявшихся непосредственно перед Первой мировой войной, и сразу после ее начала…
Концерт
«В самом начале войны в фабричном Народном доме состоялся концерт артистов Мариинской оперы в честь отъезжающих на фронт частей. Он был проведен по инициативе артиста оперы И. Ф. Филиппова, близкого родственника семьи Ивановых, владевших в Красном Селе лесопильным заводом. Зало нашего народного дома было украшено, устроены киоски, в которых Таня продавала программы и разные сувениры».
Инициатором концерта упомянут И.Ф.Филиппов. Это - певец императорской оперы Иван Филиппович Филиппов (наст. фам. Бурхардт). Его плохо знают в современной России, хотя он был солистом Мариинского театра почти шестнадцать лет, с 1903 по 1919 год. Он обладал басом обширного диапазона, мягкого, бархатного тембра…
Семья Ивановых, упомянутая Георгием Малков-Паниным как спонсоры концерта для частей, уходивших на фронт, владела несколькими лесопилками и земельными угодьями в Петроградской губернии, но их можно назвать красноселами. Еще в 1900 году торговый дом «Братья Ивановы» получил подряд на строительство телеграфной линии от Лигово до Красного Села. Рядом со станцией «в собственном доме» находилась головная контора их фирмы и так называемая лесобиржа. Их завод упомянут в воспоминаниях Е. К. Громана: «На восточном берегу Безымянного озера (где сейчас расположен собачий питомник) стояла лесопилка братьев Ивановых». Сергей Иванов, один из владельцев красносельской лесоторговли, был женат на Екатерине Вознесенской, которая приходилась племянницей певцу Ивану Филиппову.
Долгие дороги с Родины
Прошло всего несколько лет после концерта, и все упомянутые лица оказались в эмиграции в Эстонии, куда отступила Северо-Западная армия генерала Юденича, а вместе с нею бежали, спасаясь от красного террора, десятки тысяч гражданских лиц: крестьяне, представители сельской интеллигенции (учителя, врачи, железнодорожные инженеры), помещики и предприниматели из западных районов Петроградской губернии.
Оказался в независимой Эстонии со всей семьей и Георгий Малков-Панин. И в эмиграции он остался достаточно обеспеченным человеком благодаря своим деловым качествам и широким связям. В 1920-е годы лес оставался главным строительным материалом, дрова по-прежнему были основой бытового отопления. Так что петроградские лесопромышленники имели возможность применить свои навыки и в новой стране. Но пиломатериалы были еще и важным экспортным товаром. Английские дипломаты в Эстонии не прочь были получить дополнительный заработок, пользуясь конъюнктурой момента. Они основали несколько экспортных фирм, куда взяли младшими партнерами местных лесозаготовителей. Первоначально и Георгий Малков-Панин был компаньоном в такой англо-эстонской фирме по вывозу леса, которая называлась «Мак-Гиббин, Малков-Панин и Ко». Впоследствии Георгий Малков-Панин стал владельцем собственного экспортного агентства. Он специализировался на вывозе в Англию кругликов или пропсов – столбов, которые использовалась, в частности, как подпорки в шахтах. Например, в 1937 году оборот его фирмы составил более 660 тысяч эстонских крон. При этом львиную долю выручки принесли экспортные поставки в Великобританию так называемых пропсов Гетеборгского стандарта.
В 1940 году в связи с советизацией Эстонии фирма Малкова-Панина перестала существовать. Георгию Васильевичу несказанно повезло, что его самого не ликвидировали. Его младший брат Василий Малков-Панин (до эмиграции работал механиком на Ропшинской бумажной фабрике) был уничтожен советскими властями только за то, что на арендованном грузовичке предлагал услуги по перевозке грузов – значит, был «буржуем».
Но судьба сыграла с Георгием Малков-Паниным злую шутку. Его сын Константин учился на инженера за границей. После переворота 1940 года в Эстонии он принял советское гражданство, находясь в Германии. 22 июня 1941 года уже как советский гражданин он был интернирован, фактически – арестован немецкими властями.
Георгий Малков-Панин в 1944 году оказался в Германии с отступающими немецкими войсками. По воспоминаниям его знакомых, он на велосипеде объехал полстраны в поисках сына, нашел-таки его в концлагере и спас от голодной смерти. 
После поражения Германии возникла коллизия – Константин Малков-Панин как советский гражданин подлежал репатриации в СССР. Возможности остаться на Западе у него не было. Он оказался в городе Сызрань, на сланцехимическом комбинате. Георгий Малков-Панин вернулся в СССР вслед за сыном. Какое-то время он работал инженером в городе Кохтла-Ярве. Финал оказался закономерен: в 1950 году, в рамках новой чистки Эстонии от «буржуазно-националистических элементов», его арестовали как английского шпиона (имел ведь когда-то общее дело с англичанами), антисоветского элемента, пособника немецко-фашистских оккупантов и пр. Надо признать, что Г. Малков-Панин для такого набора обвинений отделался довольно легко: ссылкой и работой на лесозаготовках «в отдаленных районах» Советского Союза. Экспорт необработанного леса был основой экономики СССР до освоения нефти и газа, и специалисты в лесном хозяйстве типа Малков-Панина были в цене.
Другие «красноселы» из числа организаторов концерта в 1914 году - Сергей Иванов с женой Екатериной - также оказались в Таллине. Здесь С. Иванов некоторое время работал торговым агентом в фирме Г. Малков-Панина. Сказались давние партнерские связи. Купеческая жилка била в нем ключом. Вскоре он открыл собственную лесопилку, затем еще несколько фирм. Кроме того, он занимался валютными операциями, проще говоря, был известен в Эстонии как валютный спекулянт. В конце концов, в 1940 году его арестовали уже советские власти – опять-таки как бывшего буржуя, белоэмигранта, антисоветский элемент и пр. Не забыли и про валютные приключения. Как и большинство арестованных в 1940 году эстонских заключенных, С. Иванов сгинул в сталинских лагерях.
Екатерина Иванова ушла от мужа еще в конце 1920-х, чем избежала впоследствии как минимум ссылки: в 1940 году жен и детей арестованных «буржуев» советские власти обычно выселяли в Сибирь. В 1930-м году в Таллине она вышла замуж за Василия Голубева, сына и наследника лесопромышленника-эмигранта Алексея Голубева. Список земельных владений и деревообрабатывающих предприятий этого сына бывшего крепостного крестьянина растянется на целый лист. Приведу только выдержки из списка имущества в Петроградской губернии, которое Алексей Голубев утратил «при перемене правительства» в 1917 году: «1) Ямбургский древесно-массный и лесопильный завод, приводимый в движение водяной силою реки Луги... 2) в Царскосельском уезде при станции Дивинская по Варшавской ж.д. лесопильный завод... 3) умственную долю в 50% в лесной даче в Лужском уезде под названием «Ворота», купленной мною совместно с Антоном Харитоновичем Ефремовым [отец известного советского писателя-фантаста Ивана Ефремова], вместе с выстроенным там же лесопильным заводом, приобретенным от графини Веры Борисовны Глинка-Мавриной» [из завещания А.В.Голубева]. В Эстонии Алексей Голубев владел на паях с англичанами фирмой по оптовой продаже лесоматериалов под названием «New Baltic Woods».
Василий Голубев унаследовал предприятия отца. Они с женой Екатериной жили в Таллине до 1944 года. Как состоятельные родственники, Голубевы поддерживали других русских эмигрантов в Эстонии, например, семейство Пушкиных, потомков Льва Пушкина, брата поэта. Вместе с ними жил дядя Екатерины Голубевой Иван Бурхардт-Филиппов, заменивший ей отца.
Как рассказывал автору этих строк внучатый племянник певца Олег Борисович Сеск-Хармут, который жил на квартире Голубевых в Таллине в 1939 году, Иван Бурхардт-Филиппов в это время «работал в Таллине певцом в престижном ресторане «Золотой Лев», приходил домой за полночь пьяненький. Любимым номером в это время были «Очи черные». И. Филиппов очень боялся простудиться и потерять голос, и всю жизнь ходил в галошах, даже в сухую погоду. Как он ни берегся, погиб он глупо. Осенью 1943 года во время налета советской авиации на Таллин объявили тревогу. Сбегая по лестнице, он оступился, падая, разбил окно и порезал руку, да так сильно, что вскоре умер – то ли от потери крови, то ли от заражения». В 1944 году Екатерина Голубева, бывшая Иванова, эмигрировала вместе с мужем в Германию, затем в США…
Вдова Дмитрия Панина, одного из героев "В круге первом", вернула доброе имя мужа
Кто такой Дмитрий Сологдин, поклонники таланта Александра Солженицына знают много лет. А после просмотра фильма Глеба Панфилова по роману великого писателя "В круге первом" о нем узнала вся страна. Солженицын описал в произведении то, что пережил сам, а потому все факты и люди его творения не вымышлены. Друг и соратник Нержина Сологдин в блистательном исполнении Сергея Карякина это Дмитрий Панин. Однажды, будучи в Париже, я познакомился с его женой Иссой Яковлевной Паниной. Она открыла мне огромный мир высокой, трагической, удивительной судьбы своего мужа, который был блистательным ученым и писателем. Он скончался за год до этой моей встречи. Исса Яковлевна своей энергией и одержимостью сотворила чудо: Панина узнала его многострадальная Родина, забывшая уж было об одном из своих сынов. И вот уже несколько лет нет на свете этой великой женщины. Остался только ее голос на магнитофонной ленте с этим интервью, которое публикуется впервые.
Исса Яковлевна, после свадьбы вам с Паниным пришлось уехать из СССР. Да. Наша свадьба состоялась 8 февраля 1972 года, перед самым выездом на Запад. А познакомились мы с Дмитрием Михайловичем еще в конце 60-х.
Вы покинули родину за два года до эмиграции Солженицына. Почему Дмитрий Михайлович принял это решение?
Он все время думал об этом. А одна из причин: все его друзья считали, что только там, на свободе, он сможет завершить свои исследования, написать книги. В последние годы муж работал главным конструктором в одном из закрытых "ящиков". Служба отнимала много времени. Так что на Западе он и вправду быстро завершил свой труд под названием "Мир-маятник". Суть его в том, что мир, по мнению Панина, движется некими осцилляциями. Он считал, что из-за них погибло 38 цивилизаций, а потому стремился, чтобы люди доброй воли остановили это движение человечества к гибели.
Но как в те жуткие времена, когда у власти стоял Юрий Андропов, ученому, связанному с секретной работой, позволили покинуть Союз?
Единственным легальным способом, который тогда имелся, через Израиль. Тогда был получен так называемый государственный вызов от двух стран Голландии и Израиля. Причем удивительная деталь: как только из рук голландского посла мы получили выездные документы, буквально на другой день в нашем почтовом ящике оказались личные приглашения друзей Дмитрия Михайловича из разных стран. Их, видимо, нам не передавали преднамеренно. А тут деваться уже было некуда...
Как вас принял Запад?
С огромным интересом и радушием. Мы приехали в Рим, и Папа Римский Павел VI дал аудиенцию Панину. Дмитрию Михайловичу предложили вид на жительство в любой стране. Он выбрал свою любимую Францию. Помню, когда мы приехали, многие журналисты рвались взять у Панина интервью, но он не хотел ничего говорить. Впервые он выступил в Брюсселе только через год.
Как вы думаете, а почему Папа Римский был так благосклонен к вашему мужу?
Дмитрий Михайлович был из очень религиозной семьи. Он с детства воспитывался в вере, от которой никогда не отходил. И особенно в годы лагерей и тюрем. Мать его принадлежала к старинному дворянскому роду Опряниных. После революции она полностью отдалась религии и до своей смерти в 1926 году была приверженкой патриарха Тихона. Четыре сестры его отца монашествовали в монастыре города Краснослободска.
Вера помогала ему в жизни?
А как же... Однажды Дмитрий Михайлович в лагере был очень близок к смерти. Он уже умирал в лагерном лазарете от обезвоживания. А потом решил бороться до конца. Бороться единственно доступным ему оружием молитвой. Пытаясь удержать поминутно ускользающее сознание, он заставлял себя повторять многократно "Отче наш" молитву молитв, вникая в каждое слово. Мысленно он дал обет Богу: если Господь дарует ему жизнь, все силы он отдаст спасению миллионов людей. Все это продолжалось 40 дней и ночей. И Господь услышал этот зов. Свершилось чудо узник пошел на поправку.
Дмитрий Михайлович всегда был настроен против советской системы?
Да. Он считал, что она ломала, корежила людей, отнимая у них основу основ морали. Она лишала человека абсолютно всего, включая в первую очередь частную собственность, которую муж считал незыблемой. Эту боль он пронес через всю жизнь, до самой смерти.
По вашим рассказам, Панин был совершенно бескомпромиссным, решительным и целеустремленным. С такими качествами в лагере тяжело было выжить?
Ну почему же? Панина понимали, ценили, любили. Он был неподкупен, добр, образован, милосерден.
А как он отнесся к человеку, который его продал НКВД? За что вообще арестовали Панина?
Это случилось в 40-м году по доносу "друга", работавшего с ним в Институте химического машиностроения. Фамилия доносчика Климентьев. Дмитрий Михайлович был с ним излишне откровенен, в том числе и в разговорах о Сталине. Вот "товарищ" об этом и написал. Друзья предупреждали: "Митя, будь осторожным, не забывайся". Но было уже поздно. Следователь предъявил мужу обвинение фразами из доноса.
Когда Панин вернулся в Москву после 16 лет лагерей и тюрем, он не пытался найти предателя?
Нет, он не стал бы этого делать. Дмитрий не был мстительным человеком. Все, что он сделал, так это назвал фамилию этого негодяя в своей книге.
Как вы думаете, что сдружило Панина и Солженицына?
Они познакомились в "шарашке", в специальной тюрьме, где работали арестованные специалисты, ученые. Она находилась недалеко от Останкина. Зэки работали там над суперновой телефонией. Между Паниным и Солженицыным возникла дружба. Панин поведал ему о другом своем друге Льве Копелеве, талантливом ученом. Трое зэков очень сдружились, несмотря на яростные споры и дискуссии, доходившие чуть ли не до драк. Панин и Копелев были абсолютно противоположные по взглядам люди. Лев Зиновьевич пребывал в ярых марксистах. И лишь Александру Исаевичу удавалось держать их, как говорится, в примирительном состоянии.
Как вы думаете, "В круге первом" полностью документальное произведение?
Нет, скорее это художественный роман.Поэтому автор мог со своим героем делать что угодно. В частности, Солженицын утверждает, что Сологдин (Панин) потребовал за свое изобретение свободу. На самом же деле было не так Дмитрий Михайлович свое открытие, переложенное на бумагу, сжег. Ему надоело пребывать в этой "благополучной шарашке" с пайком и теплой постелью. Он искал для себя новых приключений и знал, что за уничтожение своей важной работы его сошлют в каторжный лагерь. Морально Солженицын был с ним солидарен. Панина и вправду отправили в лагерь смерти в Экибастуз. В нем заключенные организовали забастовку, за участие в которой Панина отправили еще дальше в Спасский лагерь. Кстати, у Солженицына в это время обнаружили рак, который, слава богу, не свел его в могилу.
А уже будучи на свободе, они встречались?
Встречались, но не так регулярно. А дружить, конечно, продолжали. Перед отъездом на Запад Митя встретился с Солженицыным. Они о чем-то конфиденциально договорились. Муж пообещал хранить какие-то тайны. И все исполнил.
Но он переписывался с Солженицыным...
Конечно, от Александра Исаевича у меня сохранилось около сотни писем и записок. Удивительно, что самое последнее письмо своему другу Дмитрий Михайлович написал в больнице буквально за три часа до кончины. Он все торопился завершить свой труд о пространстве.
Я помогала ему. Еще он меня торопил закончить нужный ему перевод о квантовой механике. Предчувствуя, что дни его сочтены, муж хотел спокойно объяснить, в чем суть его нового инженерного открытия. В последний день, когда я после посещения уходила из больницы, он меня попросил прийти к нему рано утром. Хотел что-то надиктовать. Но 18 ноября 1987 года в 2 часа ночи сердце его остановилось... Письмо я отправила Александру Исаевичу в Америку.
Вся ваша нынешняя жизнь, как я вижу, посвящена памяти мужа и друга. Что вы хотите сделать, чтобы родина узнала о его судьбе как можно больше?
Вы знаете, работа эта, с одной стороны, печальная, скорбная, с другой она для меня является самым важным в жизни. Я готовлю труды Панина к изданию, помогаю обществу "Друзей Панина", образованному здесь в Париже, готовлюсь к поездке в Москву, чтобы рассказать людям о великом русском ученом и мыслителе человеке трагической, но высокой судьбы.
Вот как увиделся Александру Солженицыну инженер Сологдин (прообразом которого послужил Дмитрий Михайлович Панин) в романе "В круге первом".
"Дмитрий Сологдин ничем не застланными глазами любовался на это чудо. Он стоял подле козел для пилки дров. Он был в рабочей лагерной телогрейке поверх синего комбинезона, а голова его, с первыми сединками в волосах, непокрыта. Он был ничтожный бесправный раб. Он сидел уже 12 лет, но из-за второго лагерного срока конца тюрьме для него не предвиделось. [...] Сологдин прошел чердынские леса, воркутинские шахты, два следствия полгода и год, с бессонницей, изматыванием сил и соков тела. Давно уже были затоптаны в грязь его имя и его будущность. Имущество его было подержанные ватные брюки и брезентовая рабочая куртка, которые сейчас хранились в каптерке в ожидании худших времен. Денег он получал в месяц 30 рублей на три килограмма сахара, и то не наличными. Дышать свежим воздухом он мог только в определенные часы, разрешаемые тюремным начальством.
И был нерушимый покой в его душе. Глаза сверкали как у юноши. Распахнутая на морозце грудь вздымалась от полноты бытия".
30.11.2012 Трудами братии монастыря 15 136
Трапеза в монастыре – сакральное действие, обед – продолжение богослужения. Перед началом трапезы и по ее окончании вся братия молится, благодарит Господа за Его благодеяния, молитвенно поминая здравствующих и почивших отцов и братьев. Вся еда благословляется священником. Очень заметна разница между обедом вместе со всей братией и вкушением тех же самых блюд отдельно (в силу болезни или особенностей послушания). И если сердце храма - алтарь со Священным Престолом, то сердце келарской службы, которая отвечает за питание братии,- это, конечно же, кухня.
Келарская служба занимает отдельное (северное) крыло внутреннего монастырского каре. Большая светлая трапезная, способная вместить около 200-х человек, кухня, две посудомойки, склады, молочный, кондитерский и овощной цеха, помещение трапезников, офисные помещения и мастерские, маленькая прачечная – все находится под одной крышей. В келарской службе послушаются только братья, большей частью трудники.
Кухня представляет собой светлое помещение с высокими потолками площадью порядка 40 кв.м. Пища готовится на электроплите (в резерве всегда есть полноценная дровяная печь-плита) и в чудо-машине, умеющей печь, жарить, варить, готовить на пару. Есть на кухне и промышленная мясорубка, удобные стальные разделочные столы, своя небольшая мойка и множество самой разнообразной кухонной утвари. На кухню, как и в большинстве помещений келарской службы, проведена трансляция из храма. Поэтому братия, занятая во время богослужения приготовлением пищи, не чувствует себя оторванной от общего молитвенного собрания.
До недавнего времени для монастырской братии было установлено 2 приема пищи: обед (по будням в 13:00, в дни бденных праздников – сразу после окончания богослужения) и ужин (сразу после окончания вечернего богослужения, примерно в 19:30). Около месяца назад к 8:00 стали накрывать и завтраки, в основном для тех, кто в силу послушания несет существенную физическую нагрузку.
Приготовлением пищи посменно занимаются две «бригады» поваров. Каждая состоит из повара и двух помощников. Повара занимаются только приготовлением готовых блюд. Необходимые овощи для них чистят в овощном цехе, грязную кухонную посуду повара относят на мойку. Накрывают столы, режут хлеб и раскладывают фрукты – трапезники.
Личность повара, его внутреннее состояние, отношение к другим братьям играют ключевую роль во всем процессе. О своем отношении к этому непростому и ответственному послушанию рассказывает один из поваров послушник Игорь.
Игорь, давно ли ты в монастыре и как попал на братскую кухню?
Четвертый год. Долгое время я совмещал послушание истопника в «Игуменской» гостинице и помощника библиотекаря, потом был дояром на ферме, а после того, как возникли проблемы со здоровьем, меня вернули на Центральную усадьбу и назначили помощником повара. Несколько раз мне приходилось замещать повара, а через два месяца самому пришлось возглавить одну из смен.
Был ли у тебя до монастыря какой-нибудь опыт приготовления пищи?
Профессионального - нет. Мог что-то приготовить в «домашних» объемах, но не на сто-двести человек. Поэтому сначала самым трудным было рассчитать количество продуктов, необходимое для приготовления нужного количества порций. Но со временем «набил руку».
Каков режим послушания?
Заступаем на послушание с вечера: готовим ужин, какие-то блюда для завтрака, делаем заготовки для обеда. Время начала вечерней смены зависит от объема и сложности блюд. Поэтому вечером послушание начинается в интервале от трех до четырех часов. Последнее время мы почти все вторые блюда готовим на пару или запекаем в жаровом шкафу. Келарь стремится сделать питание братии максимально здоровым; мы почти ничего не жарим, масло используем преимущественно оливковое. А в этот чудо-шкаф вмещается ограниченное количество продуктов, так что времени на готовку уходит больше. Утренняя смена начинается с девяти. Трудность состоит в том, что редко кто из помощников надолго задерживается на кухне. Как правило, на это послушание ставят трудников из призывников. Только такой молодой брат, который и дома-то ничего не готовил, немного освоит нашу специфику, как срок его послушания в монастыре заканчивается, и надо учить следующего. Поэтому постоянно приходится за всем следить. Конечно, и среди призывников оказываются толковые ребята, которым очень нравится это послушание. Они быстро всему научаются, и я тогда могу во время приготовления обеда целенаправленно заниматься одним блюдом и наблюдать за общим процессом. Вечерняя смена заканчивается к ужину, если только не нужно разделывать рыбу на завтра (это еще час-два), дневная смена длится примерно до двух.
Какие периоды в году для кухни самые напряженные?
Самая напряженная работа тогда, когда используется полный набор ингредиентов - рыба, яйца, молочные продукты. А это бывает во время сплошных седмиц (Светлая седмица, масленица, от Рождества до Крещения). Напротив, легче всего во время Великого поста, особенно на первой неделе, когда готовится только обед, да и то начиная со среды.
Насколько жестко твоя деятельность регулируется келарем?
Большой свободы нет. Есть меню и рецептура. Повар не может придумывать и готовить новые блюда без благословения келаря. Рецептура передается как из уст в уста, так есть и записи. Некоторая доля свободы есть в выборе специй и соусов. Но в целом я должен приготовить именно то, что записано в меню и рецепте, то, что готовили и раньше до меня, то, что говорит келарь. Я не могу пойти против послушания. У каждого повара, конечно, есть свой почерк: крупно или мелко порезать овощи, сколько добавлять соли (я стараюсь класть поменьше), но это уже детали.
Не приходилось ли тебе готовить блюдо, которое лично тебе совсем не нравится?
– Я как-то не думал об этом. Мне важнее процесс. Бывают блюда более трудные для меня - это те, которые я раньше не готовил. И я всегда волнуюсь, когда берусь за блюдо в первый раз.
А для тебя важна реакция братьев?
– Конечно, важна. Ведь все делается с молитвой и любовью. Как брат поест, так он и послушаться будет. С каким настроением он уйдет из трапезной, с таким и проведет остаток дня. Поэтому стараешься приготовить и повкуснее, и побольше, братья ведь разные по комплекции и аппетиту.
Не приходилось ли тебе выступать с инициативой приготовить какое-нибудь новое блюдо?
– Случалось предлагать келарю что-то новое. Он выслушивает и принимает или не принимает мои предложения.
У тебя два сменных помощника. Как тебе удается добиваться от них того, чтобы они выполняли твои требования? Есть ведь взрослые и самостоятельные люди, которые считают, что за свою жизнь они уже научились "как картошку резать" и в дополнительных указаниях не нуждаются.
– Только терпением. Люди пришли сюда не работать, но молиться и научиться любить ближнего. На послушании я пример для них. До пятнадцати раз порой приходится говорить одно и то же, вплоть до того, что берешь за руку и говоришь: «Давай я покажу тебе, как надо резать». Вырезаешь для него образцы овощных заготовок. Если же брату совсем невмоготу, то просто поручаешь ему другое дело. Но резко общаться, повышать голос я не хочу. Может, это мое личное мнение, но с каким внутренним состоянием человек уйдет с послушания (обычно они здесь ненадолго), таким и будет его опыт общения людей в монастыре. Чем спокойней и терпеливее ты к человеку относишься, тем терпеливее он становится, научается не замечать какие-то человеческие недостатки и больше смотреть в себя и за собой. Еще очень важно завязать отношения внутри коллектива, и если что-то человеку не нравится категорически, не надо его заставлять. Лучше лишний раз отправить его помолиться, чем добиваться исполнения задания любой ценой. Мы не на производстве, не на работе, мы в монастыре, здесь главные задачи совершенно другие.
А бывало, что помощники подводили?
Всё и со всеми бывает. Особенно поначалу каждый новичок совершает множество ошибок, приходится постоянно смотреть, показывать и рассказывать. Если помощник сделал что-то не так, то приходится за него переделывать, доводить блюдо до «съедобного» состояния, чтобы не выбрасывать продукты. Мы ведь не профессионалы, и мы пришли сюда не учиться "резать овощи". Если помощник ошибается – начинаешь ему несколько раз показывать, спрашивать, понял ли он. Брат иной раз уже нервничает - да понял я, понял,- а потом опять совершает ту же ошибку. Послушание готовки очень ответственное. Хотя оно и не всем заметно. Ты это делаешь не для одного конкретного человека, а для всех. Чтобы всем понравилось. Не ожидаешь, конечно, похвалы, это не по-монастырски. Но очень хочется, чтобы всё всегда было на уровне.
Не было ли у тебя личных проблем с едой? Ведь ты можешь съесть, сколько угодно, выбрать себе лучший кусок. Ты ешь вместе с братией в трапезной или на кухне?
Лично себе ничего готовить без благословения келаря нельзя, ни мне, ни помощникам. Если нет времени, то можно поесть и на кухне, но только то, что приготовлено для всех. При этом лучшее ставится на стол, чтобы и выглядело красиво, и понравилось, чтобы было и аппетитно, и вкусно. Себе берешь остатки, некондицию. О лакомом кусочке для себя я не задумывался. Еда и есть еда.
А как быть, если у тебя просят поесть другие «работники» келарской службы: посудомойщики, молочники…
– Даешь без отказа, однако напоминаешь: берите, но есть общая трапеза. Обед в монастыре – продолжение богослужения. Мы все должны ходить на обед. У мойщиков и трапезников нет времени нормально поесть, поэтому им оставляешь. Я отказывать не могу. Тем, кого привлекли вкусные запахи - даю попробовать, но обязательно прошу пойти на братский обед.
Что на этом послушании тебе доставляет наибольшую радость?
– Когда братья выходят из трапезной и улыбаются. Мы, к сожалению, не лежим крестообразно при выходе из трапезной, как об этом пишут в патериках. Хотелось бы смотреть братьям в глаза: понравилось ли? Когда после трапезы братья довольны, то для меня это признак того, что послушание выполнено хорошо.
Что больше всего тяготит?
– Поначалу, когда я сам стал поваром, была постоянная неудовлетворенность собой: я это не умею, лучше бы мне делать то, что хорошо дается, и принести тем большую пользу монастырю. Когда ты приходишь на кухню и не знаешь элементарных вещей, поднимается внутренний ропот, желание пойти к духовнику с помыслом о смене послушания. Потом, помолившись, говоришь себе: «А кто должен это делать? Если я сегодня не приготовлю обед, то сто-двести человек останутся голодными». От таких мыслей становится очень неуютно. Ведь многие из братьев устали, несут физическую нагрузку… Поэтому больше всего гнетет ситуация неопределенности, боязнь из-за неопытности доставить неприятность братии. Сейчас келарь вводит новые рецепты блюд. Вот я смотрю меню на неделю и вижу новое блюдо. А как его готовить? Порой даже знакомые блюда могут не получиться из-за качества продуктов. Опять поднимается внутренний ропот на себя и волнение. Помолившись Богородице, берешь себя в руки и не расслабляешься. Послушание очень ответственное. Я сначала даже считал, что оно одно из самых тяжелых. Сейчас, конечно, полегче. А поначалу было очень тяжело и физически, и морально, приходилось постоянно быть в напряжении. Ведь помощники смотрят, как ты ведешь себя в стрессовых ситуациях. Нельзя грубо ответить, недружелюбно посмотреть. Все стараешься делать с шуткой, с улыбкой: «Не получилось – не переживай, получится в следующий раз, но запомни, что делать надо именно так, в такой пропорции». Когда все делаешь с молитвой и не даешь волю негативным эмоциям, всё в конце концов встает на свои места.
С учетом всех названных тобой сложностей, не возникало желания попроситься на другое послушание?
Надо относиться к этому как к послушанию, а не как к выбираемой по желанию работе.
Представь себе, что ты на этой кухне встретишь свою монашескую старость. Не грустно от таких мыслей?
Я как-то не думал об этом. Если ты ответственно относишься даже к нелюбимому делу, то со временем оно становится любимым. Есть ведь еще и рукоделие, поэтому не скучно и не грустно.
Валаамский монастырь
Отдав свою жизнь Богу и людям, мать Екатерина удостоилась святого, преподобнического жития - Бог свидетельствовал о ней знамениями и чудесами как при ее жизни, так и после кончины. В возрасте тридцати трех лет поступив в отдаленный и малоизвестный тогда Пюхтицкий монастырь в Эстонии, она до конца своих дней подвизалась в этой святой обители. Обильно стяжав духовную премудрость, прозорливость и дерзновенную молитву, она служила людям этими благодатными дарами и многих приводила к вере в нелегкие для Церкви годы.
К миру горнему устремленная, как дивный светоч освещала она всем, кто соприкасался с нею, путь ко Христу. Те, кто ее знал, любили ее лично и через всю жизнь пронесли в сердце своем опыт личной встречи с блаженной старицей.
Наша современница, она сподобилась при этом быть наследницей духовного опыта и даров древних подвижников благочестия. В эпоху отступления людей от веры, в период оскудения монашеского подвига, когда из тысячи монастырей на Руси не насчитывалось и двух десятков, она сочла возможным для себя жить в монастыре так, как жили древние подвижники Палестины, возлюбившие Бога превыше всего, лишавшие себя самого необходимого - жилья, еды, одежды, сна. Не довольствуясь этими лишениями и самопожертвованиями, она отреклась Христа ради и от самого главного дарования Божия человеку - от разума.
Жизнь ее трудно поддается описанию, так как это не обычная, не постижимая умом человеческая жизнь - юродство ради Господа, самый великий и самый трудный подвиг при полном самоотречении и преданности воли Божией. Подвиг юродства можно назвать добровольным мученичеством - юродивые Христа ради терпели скорби и унижения всю свою жизнь.
Известнейший афонский старец Иосиф Исихаст (+1959), подвизавшийся приблизительно в те же годы, о высоте этого дара писал так: «Когда Божественная благодать через молитву просветит ум, тогда он видит то, что она ему покажет, и этому не может воспрепятствовать ни расстояние, ни предметы(...). Однако, хотя это и есть плод Святого Духа, очень немногие его получают, ибо он требует великого самоотвержения и любви к Богу. Редкостные души имеют достаточно мужества и смелости, чтобы избежать привычного и исхоженного пути многих и жить точно по христианским заповедям в этом запутанном мире, в котором мы все живем» (Старец Иосиф Ватопедский. Афонское свидетельство. М. 2009).
Дочь генерал-лейтенанта Российской императорской армии, получившая лучшее по тем временам женское образование, после совершившегося в России переворота она оказалась Промыслом Божиим в Эстонии, где провела около 50 лет в Пюхтицкой женской обители, большую часть из них в подвиге юродства, стяжав обилие даров Божией благодати и оставив неизгладимый след в сердцах сестер и пюхтицких паломников.
Немного сведений дошло до нас о ее жизни, и эти немногие сведения мало могут познакомить с ее внутренней жизнью, сокровенной во Христе. Она была русской, дворянского происхождения, но родилась и воспитывалась до десяти лет в Финляндии, в ней сочетались и знание европейских языков, и широкая западная образованность, и русские духовность, сердечность, простота. Лучшим свидетельством для познания ее внутреннего мира могут служить воспоминания людей, знавших блаженную старицу, обращавшихся к ней за советом и помощью. Умудренная опытом духовной жизни, старица провидела будущее и этим даром служила ближним.
Сегодня ее могилку посещают не только те, кто знал ее лично, но и новые благодарные почитатели, получившие по ее молитвам помощь в житейских нуждах. И ныне мать Екатерина продолжает являть свою любовь тем, кто испрашивает ее молитв, веря, что она не мертва, но жива в Боге и может откликнуться на молитвенное к ней обращение и помочь. Если и недосягаемы сегодня для большинства из нас, привыкших идти проторенным путем, ее великие подвиги, мать Екатерина остается для всех ярким маяком, указывающим путь ко спасению. Взирая на ее веру и подвиги, мы сознаем свою немощь и скудость и приносим покаяние, совершая тем самым свое спасения, так как покаяние - это путь к исправлению.
Екатерина (Малков-Панина) ( - ), монахиня , Христа ради юродивая , блаженная , местночтимая святая Пюхтицкого Успенского монастыря5 июля года Екатерина была принята в число послушниц Пюхтицкого монастыря . С первых дней своей жизни в обители она стала вести себя по временам странно, юродствовала . Вскоре ее перевели в Гефсиманский скит, находившийся в тридцати километрах от монастыря.
В начале Великой Отечественной войны Гефсиманский скит был ликвидирован, а его насельницы вернулись в монастырь. В году Екатерина была отпущена домой ухаживать за больными престарелыми родителями, которые жили в Таллине . В том же году она похоронила мать и осталась жить со своим отцом. В Таллине Екатерина посещала подворье Пюхтицкого монастыря и предсказала (почти за двадцать лет) его закрытие.
В году Екатерина похоронила своего отца и вернулась в монастырь, после чего начала открыто юродствовать.
Монахини вспоминали, что она иногда налагала на себя особый пост, объясняя это тем, что собирается умирать, и обычно это было к смерти кого-нибудь из сестер. Если же говорила, что постится, потому что готовится к постригу в мантию, - это значило, что должен состояться чей-то постриг.
Екатерину широко почитали в православном народе как имевшую дар прозорливости и исцеления. К ней стекались за советом и молитвой многочисленные паломники.
В апреле года пострижена в мантию с оставлением прежнего имени архиепископом Таллинским и Эстонским Алексием (Ридигером) келейно, в игуменских покоях Пюхтицкого монастыря.
Последние годы своей жизни старица редко выходила из дому, больше лежала. Если вставала и где-либо неожиданно появлялась, то это было большим событием и значило, что в этом доме должно произойти что-то значительное. По рассказам монахинь мать Екатерина постоянно пребывала в болезни, но внешне она ничем не выражала своих страданий. В одном из последних писем блаженная написала: "Как легко взять на себя подвиг и как трудно его докончить..." .
